В июле 2025 года группа Queens of the Stone Age впервые выступила в Словакии — на сцене фестиваля Pohoda. Нам посчастливилось попасть на пресс-конференцию, которая прошла перед их выступлением. Джош Хомме и Трой Ван Леувен делились с журналистами мыслями легко и с юмором, вспоминали опыт работы с Игги Попом, рассказывали о впечатления от записи Alive in the Catacombs — живого выступления, состоявшегося в парижских катакомбах. Разговор вышел неформальным и очень живым: о музыке, смерти, пустыне, тоске, принятии и умении оставаться собой — даже если ты «чужак среди чужаков».

Вы один из основателей так называемого стоунер-рока, пустынного рока. Как бы вы описали эмоциональное восприятие пустынного звучания — если смотреть на него отстранённо, с безопасной дистанции? Потому что оно также близко к альтернативному кантри, которое началось с Грэма Парсонса…

Джош: О, это действительно хороший вопрос. Спасибо. Я согласен: есть такое понятие, как альтернативный кантри или американа. Разница, наверное, в том, что в американе больше повествования, лиричности, перекликающейся с кантри. А вот пустынный рок — это скорее про пейзажи. Я всегда представлял нас как саундтрек к образам. Я бы хотел сыграть песню, которая звучала бы как «место для поцелуев» или как красивая пустынная панорама в разгар жаркой ночи. Так что это классный вопрос. Спасибо. Ты задал высокую планку. Кто осмелится задать следующий?

Вы — королевы каменного века, а кто короли?

Джош: (смеётся) Забавно — наше название было выбрано, чтобы отпугнуть определённых людей. Когда мы начинали, в музыке была такая… навязчивая мускулинность, которая мне лично казалась не очень сексуальной. Сегодня уже нет такого разделения, как раньше. И, наверное, потребность выбирать своё «племя» — уходит. А мне нравилось иметь своё. А тебе? Нет? Ну, тогда пошёл ты. (шутит) В хорошем, бесплеменном смысле.

Сегодня особенный день в туре, ведь вы будете выступать сразу после Игги Попа на той же сцене. И почти 10 лет назад вы выпустили совместный альбом («Post Pop Depression»). Можем ли мы ожидать Вашего камео на его концерте?

Джош: К сожалению, нет. Разве что вы увидите нас сбоку сцены — с огромными улыбками. Я вполне мог бы устроиться к нему на постоянку и стать правой рукой Игги. Но в этом что-то чудесное — наблюдать за Игги с таких хороших мест.

Трой: Ты смотришь на него каждый вечер, и вдруг понимаешь: «Погодите, я же тоже с ним играю! Это даже круче!»

Джош: Да, это было действительно нечто особенное, самое крутое, что мне довелось испытать лично. Я с нетерпением жду его выступления. У него сейчас отличная группа и крутой барабанщик. Последний раз я видел их вживую пару недель назад — в составе был Никки из Yeah Yeah Yeahs, и это было круто!

Вы уже отыграли множество концертов. Осталось ли что-то, что всё ещё может вас удивить на сцене?

Трой: Да, то есть, мы играем разный сет каждый вечер, так что всегда наготове.
Но в то же время оставляем себе пространство, чтобы немного выйти за рамки — и это хорошая отправная точка для интересного развития событий.

Джош: Ты никогда не знаешь, что случится. Я прямо отчаянно хочу, чтобы это было именно так — только сегодня, только этим вечером. Вот был парень, который попросил песню — и это как бы стало фундаментом для чего-то нового каждый вечер. Я правда не хочу, чтобы всё было как накануне. Думаю, во многом мы это унаследовали от Игги. Иногда концерты пугают, иногда они прекрасны, иногда — ну, очень вдохновляющие, а иногда — жёсткие. Мне нравится, когда у меня нет контроля, и я не знаю, как оно пойдёт.

Как вы выбирали песни для EP ‘Alive in the Catacombs’?

Трой: Знаешь, некоторые песни были как будто бы обойдены вниманием. Например, Suture Up Your Future — мы её почти не играли на концертах. И это оказался хороший повод снова к ней вернуться и понять, как она ощущается без всего нашего глянцевого рок-н-ролльного налёта.
Когда остаются только три элемента — клавиши, бас и вокал — песня будто раскрывается заново и приобретает другой смысл. Такие композиции, как эта, или Villains of Circumstance, в них есть немного меланхолии, немного надежды и немного грусти. Обычно мы не заходим в такую эмоциональную зону, особенно когда играем для «зрителей» бесплатно.

Джош: Иногда мы вообще на грани депрессии.

Трой: Ну да. Я не говорю, что мы не бываем депрессивными — просто мы обычно не показываем эту сторону.

Джош: И потом, это ведь сильный эмоциональный момент — видеть столько, ну… бывших живых людей. Я всегда задумывался: если бы я застрял там, внизу, что бы мне хотелось услышать? Какое послание в бутылке я бы хотел получить? О чём бы оно было? Наверное, о семье. О разбитом сердце. О любви. О принятии. Такие вещи казались уместными, чтобы сыграть для этих людей. Это выглядело как настоящий подарок тем, кто оказался в очень застрявшем состоянии.

И как вообще появилась идея сыграть в катакомбах? Как вам удалось убедить парижан пустить вас туда?

Джош: Ну, скажем так, убедить парижан — не самая простая задача. Жаль, у них даже слова «бюрократия» нет (смеётся). Со временем это стало почти шуткой: каждый раз, когда мы возвращались в Европу, я говорил: «А может, попробуем снова с катакомбами? Вдруг тех, кто сказал “нет”, уже уволили». Я думал — мы их переживём.

Но, понимаешь, я просто обожаю играть такие шоу, как это, ты обращён лицом к публике, как бы направляя на них свою энергию, они возвращают её тебе. А я очень хочу сыграть в месте, где чувствуешь себя… по-настоящему собой. Где ты не думаешь о завтрашнем дне, не застреваешь во вчерашнем, а находишься полностью в моменте. Меня всегда тянуло к катакомбам. Особенно как американца, выросшего в культуре, где смерть — это табу. Мол, не думай о ней — и не умрёшь. В Европе всё не так. И там, внизу, очень красиво и спокойно. Катакомбы чем-то напоминают мне пустыню: ты чувствуешь себя крошечным, потому что пространство огромное. И не важно, чего ты хочешь — это не от тебя зависит. Оно больше тебя. Катакомбы такие же — очень доминирующее место. Я чувствовал, что это пространство доминирует надо мной. Рад, что французы в итоге сдались.

Есть ли что-то особенное, что подтолкнуло вас сыграть именно на этом фестивале? Как вы себя здесь чувствуете?

Джош: Нам нравится ездить туда, где мы ещё не были, и во многих из этих мест мы мечтали побывать. Трой родом из города под названием Серритос, который знаменит тем, что там есть автосалон.
А в моём родном городе, когда я был ребёнком, там просто никого не было. Так что для нас быть здесь действительно нечто особенное. Мы едем в Венгрию, собираемся провести пару ночей в Хорватии. Так что мы очень хотим заехать немного восточнее, например, сыграть в Трансильвании.

Трой: И это прям, боже мой, это же мой второй дом.

Джош: Ну да, Трою 360 лет, так что он возвращается домой. Но, как и с катакомбами, поехать в новое место, в которое раньше не попадал, это особенное чувство. Это настоящее благословение, быть в группе и иметь возможность путешествовать. Всё же тяжело всё время ездить в Кливленд. Не знаю, была ли ты там… но я бы не рекомендовал.

Вы работали с невероятными музыкантами за свою карьеру. Были ли коллаборации или гостевые появления, которые вам особенно запомнились?

Трой: Первое имя, что приходит в голову, — это, конечно, Игги.

Джош: Вообще, в сотрудничестве всегда много неожиданного. Уже само по себе удивительно, когда кто-то просто говорит «да». А если ещё и всё складывается хорошо — это двойная удача.
Работать с таким человеком, как Билли Гиббонс, было великолепно. Он невероятно хрупкий, словно ледяная скульптура. Очень красивый, тонкий человек, который однажды исчезнет.
С Марком Ланеганом тоже было очень трогательно работать. Кроме того, это привело к тому, что я смог спеть с Дэйвом Гааном. Я почувствовал себя как юная девчонка.

Трой: На том концерте была ещё и Крисси Хайнд, и она сделала так, что песни Марка вдруг зазвучали как песни Pretenders. Это было странно, но удивительно. Это был отличный опыт — работать с ними обоими.

Джош: Мне кажется, ты спрашивал: приятно ли быть фанатом кого-то? Я действительно люблю любить. Приятно по-настоящему увлекаться чем-то чужим, и когда тебя на секунду впускают в этот мир — это производит сильное впечатление. Ты чувствуешь, как внутри что-то шевелится. Небольшое движение от радости. И в этот момент тебе как будто дают на него разрешение.

На прошлой неделе Оззи Осборн дал своё прощальное шоу в Бирмингеме. Не могли бы вы сказать, получили ли вы приглашение, и знаете ли вы, кого Шэрон Осборн в итоге исключила из списка выступающих?

Трой: Вы спрашиваете, потому что меня уже не раз откуда-то выгоняли (смеётся)? Говорю это с глубочайшим уважением: мне сказали, что концерт продлится около девяти часов, и я считаю, вполне нормально иногда самому не участвовать в чём-то. Некоторые события перегружены. Если все пытаются влезть в лодку, она тонет. Так что, думаю, они отлично справились без нас. Я обожаю Black Sabbath, и Оззи — он великолепен. Кто не любит просто послушать, как он говорит, правда? Но иногда достаточно приятно просто наблюдать издалека.

Трой: Да, полностью согласен.

Джош: Это выглядело как какой-то безумно огромный шведский стол (смеётся).

Есть ли у вас песни Оззи, на которые вы бы хотели сделать кавер?

Джош: Сделать кавер? Ну… если честно, есть такие группы — как Хендрикс, Led Zeppelin, Боб Марли… ну и, наверное, Black Sabbath — каверить их непросто. Ты как бы говоришь: «Давайте сделаем пятнадцатую по счёту по качеству версию этой песни». А смысл? Есть артисты, которых просто не стоит перепевать, потому что они уже сделали это лучше всех. У меня была группа в начале, и мы сыграли кавер Black Sabbath, потому что кто-то очень настаивал. Но сам я бы не выбрал — потому что они справляются лучше. Так в чём вообще смысл? Да, я в последнее время немного переслушиваю Blizzard of Ozz.

Трой: Обожаю этот альбом. Или вот Bark at the Moon — тоже классика.

Джош: Да, такие вещи просто круто звучат. Вот и всё.

Вы исполняли China Girl вместе с Игги. А поскольку вы почти каждый вечер меняете сетлист — не возникает ли у вас желания вдруг крикнуть со сцены: «А теперь сыграем Gardenia или Sunday»? У вас это отлично получается.

Джош: Тур с Игги был редким случаем, когда мы действительно собирали шоу как цельную конструкцию. Для меня обычно каждый концерт — это что-то новое, не повторяющееся.
Но здесь мы сфокусировались на первых двух его альбомах, потому что многие песни с них почти никогда не исполнялись. И даже когда мы играли материал The Stooges — хотя это, формально, каверы — для меня это так не ощущалось. Ну да, это кавер, но в то же время как будто мы просто принимаем тот факт, что The Stooges лучше всех делают The Stooges.
А мы взялись за другие треки — редкие, недооценённые. Например, Mass Production — классная, тяжёлая, затянутая, и в этом её крутость. Здорово исполнять то, что обычно не звучит со сцены.

Трой: Это было ещё и упражнение — ведь мы огромные фанаты первых двух сольников Игги.
Мы хотели вникнуть в саму суть того, как они звучали и как были сыграны. Сделать это с уважением к оригиналу. Поэтому для нас это даже не ощущалось, как каверы. Он ведь сам всё это написал. Скорее, это было желание передать идею с максимальной точностью и уважением.

Джош, ты как-то сказал, что вы аутсайдеры среди аутсайдеров. Есть ли для тебя волна искусства или образ жизни, в который ты вписываешься?

Трой: Я просто хочу вписаться… (смеётся)

Джош: Знаешь, забавно. Приятно, когда тебя зовут присоединиться к чему-либо, но иногда ещё приятнее — отказаться. Ты же создаёшь искусство для себя, а не в надежде, что тебя примут в какой-нибудь тайный клуб. Я всегда считаю, что по умолчанию ты — вне всего, и в этом тоже есть удовольствие и даже благоговение. Сейчас, кажется, маятник снова качнулся. Иногда кажется, что рок-групп почти не осталось, и именно это и есть идеальный момент для нас. И вдруг появляются Viagra Boys, Amyl and the Sniffers и подобные ребята. Вы знаете Osees? Там столько всего классного. Просто иногда это сложно найти.